Василий Колташов,  руководитель Центра экономических исследований  Института глобализации и социальных движений:

"Когда мы смотрим на Европейский Союз просто как пример, вообще, такой вот, казалось бы, демократии, либеральной демократии и свободы, мы, тем не менее, обнаруживаем в этом обществе в наиболее яркой, может быть, мере выраженную систему сегрегации - когда не существует соблюдения прав человека и гражданина по отношению ко всем.

 Да, есть люди, которые имеют один уровень прав, люди, которые имеют другой уровень прав, люди, которые не имеют никаких прав. Во Франции они называются «безбумажники», то есть те, у кого даже нет документов. Они их просто уничтожили, чтобы их не депортировали на родину, где они просто не в состоянии будут выжить. А в сложные механизмы получения гражданства заложены системы сегрегации.

 Есть граждане, которые имеют определённые права и пользуются определёнными свободами. Есть мигранты, имеющие легальный статус. Они, в свою очередь, пользуются определёнными правами и свободами, но не имеют политических прав.

 А есть мигранты, которые находятся на полулегальном положении: когда у них нет, допустим, разрешения на работу, но есть какие-то временные визы. Они, опять же, оказываются ограничены в правах.

 Потом есть люди, которые не имеют никаких прав, которые находятся нелегально и которые, при первом же задержании полиции, могут оказаться депортированными на родину или заключёнными в какие-то конструкционные лагеря, которые есть сейчас и в Греции, и в Италии как раз для того, чтобы собирать туда вот таких вот эмигрантов и эксплуатировать их уже на базе вот такой вот, практически рабской, системы.

 И этот принцип родился примерно в одно и то же время с принципами толерантности. Толерантность здесь в рамках такой экономики - экономики сегрегации, разделения - обслуживает эту систему, когда людям говорят: «Вы должны относиться терпимо к этой системе». Эти люди просто отличаются.

 Никто не обращает внимания на то, что они отличаются, прежде всего, по своему правовому статусу, на то, что они в рамках казалось бы, единого рынка труда, находят, занимают совершенно особую нишу, притом, что они из этой ниши вырваться не могут. Они там заперты. Они могут находиться внутри третьего мира, который находится внутри первого мира. То есть это так называемый третий мир внутри первого мира, хотя этим всё не исчерпывается. В итоге они оказываются законсервированные культурно.

 Если в прежние годы в Европе, в других странах проводилась политика культурной адаптации, социализации эмигрантов, их превращение в местных жителей и, по правде, говоря, такая политика была общим явлением. Вот, собственно, как возникло ощущение у жителей России, как у русских? Да за счёт как раз культурного приобщения.

 А немцы появились в результате средней школы - когда в средних школах баварцам, тюринцам, саксонцам, прусакам объяснили, что они немцы. То же самое произошло и во Франции. А то же самое не успели ещё сделать в Испании до конца, поэтому там возникают такие проблемы, когда люди говорят: «Мы - не испанцы, мы - каталонцы, мы - баски». И им говорят: «Нет. Вы - испанцы». Да, вот такая политика оказалась запоздалой и именно потому стала не совсем эффективной.

 Но, тем не менее, в условиях неолиберализма она вообще уже была не нужна. Она есть и в России. Она есть и в России и, более того, она зачастую воспринимается гражданами как нечто естественное. Например, люди думают, что жители России делятся на русских и другие национальности. Между тем, даже сами русские делятся на две группы.

Вот я помню хорошо в Москве один случай, когда тогда ещё милиционер остановил гражданина, проверял у него документы, и гражданин говорит: «Ну что вы проверяете? Я же русский». Он говорит: «Нет. Если у вас нет московской прописки, вы - не русский». И это, конечно, тоже отражение режима сегрегации.

 В чём его главная беда для современной экономики? В том, что он не создаёт единого рынка труда. Он как раз расщепляет рынок труда. Он изолирует, возможно, талантливых людей от возможности реализовывать себя в той профессии, которую они в принципе могут иметь. Например, целый ряд эмигрантов, которые работают в России, имеют специальности, когда они могли бы работать, например, учителями. Но они не могут устроиться учителями - они вынуждены работать дворниками. И так далее, и тому подобное.

 Что от этого, казалось бы, выигрывает экономика? Да, то есть, кажется, что они занимают только отданные им ниши. Но на самом деле, вот этот вот режим сегрегационного разделения связан с тем, что экономика-то развивается на базе дешёвого рабочего труда. Никаких реальных инноваций нет.

 Для того чтобы инновации в производство шли, нужен некий единый рынок труда. Необходимо повышение, общее повышение культурного уровня. И нужно не требовать от эмигрантов, чтобы они сдавали язык (только сдавали язык). Они должны получать возможность его изучать. Они должны получать возможность иметь статус легальных работников, имеющих права человека, и имеющих возможность быстро получить гражданские права. Как только они культурно адаптируются, им должны быть предложены условия адаптации.

 Но такая политика ни в коей мере не согласуется с толерантностью. Это не означает, что необходимо принимать терпимо такие, скажем, варварские обряды, как обрезание (мужское, женское - неважно). Да, такие формы как закрытие лица у женщин. То есть какие-то формы, которые можно объявить культурными особенностями, но которые на самом деле являются формой тоже внутренней дискриминации, подавления, эксплуатации.

Вот как раз эти формы должны преследоваться. То есть это не толерантное преследование. Толерантность предполагает некую терпимость. Здесь как раз проявляется нетерпимость - что это непереносимо, но мы, лишая вас средневековых культурных черт, взамен предлагаем вам возможность социализации в обществе и возможность своего карьерного развития в рамках этого общества.

 Что характерно для неолиберальной экономики? Все эти вещи не имеют большого значения именно потому, что неолиберальная экономика нацелена на внешний рынок. И по большому счёту никто не очень интересуется тем, куда эмигранты вывозят деньги. Почему они не могут жить? Почему им не создать условия для того, чтобы они социализовывались и переносили семьи. Таким образом экономика получит не только работников, но и потребителей.

 А борьба за потребителей в условиях сегодняшнего экономического кризиса является борьбой чрезвычайно острой. Она ещё больше усилится именно потому, что происходит падение уровня жизни в США и в Западной Европе, то есть разрушение того класса потребителей, главных потребителей мировой экономики, которые были.

 Поэтому политику сегрегации необходимо ликвидировать. Необходимо устранять, необходимо проводить курс социализации, который, тем не менее, не будет всем казаться толерантным. Но это уже другая ситуация, потому что это основа для другой экономики."