Павел Святенков, политолог, журналист-аналитик:

Современное левое движение находится в очевидном кризисе. Причины этого кризиса многообразны. Дело в том, что те ответы, которые левые давали на самые острые вопросы современности банально устарели, потому что левое движение все-таки зародилось в 19 веке и во многом базировалось на марксизме. И хотя в дальнейшем левые отошли от марксизма, во всяком случаи это было в Европе, тем не менее, какие-то базовые структуры левого мышления, они остались в 19 веке. И те ответы, которые они давали, заключались в том, что необходимо преодолеть классовую борьбу, необходимо всегда стоять на стороне угнетенных против угнетателей и т.п. Проблема только в том, что мир изменился, и мир классовой борьбы, мир противостояния трудящихся и угнетателей ушел в прошлое.

Современное западное общество устроено не то, чтобы сложнее, чем классовое общество конца 19 - начала 20 века, но по-другому. У них совершенно другие проблемы, поэтому, когда левые пытаются, по традиции, встать на сторону угнетенных и в роли этих угнетенных выступают, например, мигранты – это вызывает огромное раздражение. Например, в тех же странах Западной Европы. Известно, что западноевропейская политика движется циклами: на смену цикла крена вправо, приходит цикл крен влево. Движения маятника повторяются и одна тенденция, один тренд сменяет другой – так было до недавней поры. Но если мы посмотрим, например, на современную Францию, мы видим, что правый тренд должен был исчерпать себя с уходом такого классического правого как бывший президент Франции Жак Ширак. Однако мы видим, что вместо левого тренда начался, по сути дела, новый тренд – правый, с совершенно иной повесткой дня. И эта повестка дня связана с противостоянием миграции, с противостояниями культурному нашествию на Европу, с пониманием европейского народа того простого факта, что те люди, которые приезжают в современную Европу из других стран: часто из бедных стран, часто из стран, где исповедуется совершенно иная религия, где существуют совершенно иные культурные традиции – эти люди должны быть ассимилированы, они должны принять правила тех обществ, в которые они приехали.

Левые не поняли этого вовремя, европейские левые. И поэтому они проигрывают, потому что они традиции пытаются представить мигрантов, вот этих вот приезжих, как трудящихся, как угнетенных и не видят того, что вызов, который миграция, ставит, скажем так, перед Европой значительно более глобален: он заключается в том, что возникает угроза разрушения самой европейской идентичности и самих европейских обществ, потому что в них появляются общины людей, которые не исповедуют европейских ценностей. Для которых, по большому счету, не имеет никакого значения классовая борьба, которые не верят во все то, во что верят современные европейцы. И это вызывает отторжение у тех обществ, которые существуют в современной Европе и поэтому тот тренд, правый тренд, который существует в Европе последние, наверное, 20-30 лет, он неожиданно из маргинального перешел в, скажем так, дискурсообразующий, т.е. те лозунги, которые когда-то выдвигал когда-то выдвигал, допустим, во Франции Люпен – они постепенно становятся лозунгами французского правительства.

Нынешний президент Франции Николя Саркози назвал бунтарей в пригородах - ракалиями, не секрет что это… насколько я помню, подонками. С точки зрения классического левого мифа: эти арабские подростки, это представители той самой угнетенной, революционной, прекрасной молодежи, которая, теоретически, должна быть будущем Франции, но современные жители Франции прекрасно понимают, то это не так и поэтому они голосуют скорее за Саркози, ем за современных левых. Эта первая причина, т.е. те ответы, которые левые дают на проблемы современности уже не работают, совершенно очевидно, что они остались в прошлом. Вторая проблема заключается в том, что левое движение, во всяком случаи в современной Западной Европе, пряли ярко выраженный номенклатурный оттенок, т.е. руководство левых партий, оно закрылось. Мы, например, во Франции все чаще видим в руководстве социалистической партии многочисленных родственников ведущих политиков. Например, Сеголен Руаяль была гражданской женой первого секретаря социалистической партии Франции.

Нынешний лидер социалистической партии - дочь Жака Делора, известного социалистического политика времен Метерана, который был министров финансов, в эпоху Метерана, а позднее возглавлял Европейскую комиссию. Мы видим, что, во всяком случаи это верно для Франции, что левые партии представляют сообщества, если вспомнить старую песню ДДТ, мажоров. И мы видим, то, поскольку, власть в этих партиях принадлежит нескольким высокостатусным левым семьям, простые люди уже не могут ассоциировать себя с этой левой аристократией и левой олигархией. И для них, конечно, ближе нынешний президент Франции Николя Саркози, сын бедного венгерско - еврейского эмигранта, который пробился практически с нуля на вершину французской политики, чем эти родовитые социалистические аристократы.

Сходная проблема есть и в Германии, потому что германская социал-демократическая партия недемократична, лидерство в этой партии определяется по итогам внутрипартийных интриг за закрытыми дверями, причем ставка не всегда делается на самых популярных политиков, и именно поэтому социал-демократы на прошедших выборах в Бундестаг потерпели чувствительное поражение и вынуждены были уйти из правящей коалиции в оппозицию. Это две базовые причины, по которым современные левые терпят крах в Европе. Что касается других регионов мира, то мы знаем, что, например, в Соединенных Штатах левые никогда, во всяком случаи социалисты, не имели популярности. Единственным очагом левого движения остается Латинская Америка, но по сути дела там левые взгляды уже являются не идеологией, а некой частью национальной или региональной идентичности, которая позволяет им, жителям этого региона, отделять себя от Соединенных Штатов. Плюс, нужно отдать должное, что те ответы, которые левые дают на вопросы современности, и которые уже не работают в Европе и не работают во всем мире, все еще актуальны для Латинской Америки, потому что там еще сохранились вот эти вот, относительно – гомогенные общества.

Что же касается России, то Россия пережила  по сути тот же кризис левой  идеи, которую пережил весь мир.  Потому что, в современной России  левых партий, по сути, не существует и попытки опереться на левую идею, успеха никогда не имели. Потому, что мы знаем, что многочисленные попытки создать социал-демократические либо социалистические партии в России регулярно терпели крах, и эти партии, когда они шли на выборы, получали свой 1 % голосов и благополучно исчезали в небытие. Собственно говоря, исключением не являются те партии, которые существуют сейчас на нашей политической сцене, потому, что формально левая «Справедливая Россия», конечно, не является левой партией и левым движением не ассоциируется, она своего рода, как говорилось несколько лет назад, вторая нога власти. Что же касается крупнейшей и традиционной российской левой партии, а именно КПРФ (Коммунистической партии Российской Федерации), то она так же давно утратила левую идеологию.

Это скорее правая традиционная партия, которая апеллирует к ценностям Советского Союза: стабильность, работа, развитие науки и культуры. Плюс, эта партия работает в очень          узком сегменте, эта партия сословия пенсионеров, которая отстаивает именно их интересы: корпоративные интересы, связанные с пенсиями, с пособиями. По сути дела, это лоббистская организация, которая решает узко-материальные вопросы своих избирателей. Надо отдать должное, часто решает неплохо, но в собственном смысле – левой, ее, конечно, считать нельзя, потому что ее риторику уже давно никто не воспринимает всерьез и эта партия обречена вечно находиться в оппозиции. И, в общем-то, какого-то выхода из оппозиции для нее не видно. Если мы посмотрим на судьбу подобных партий в Восточной Европе или на Украине, то мы видим, что эти партии растворяются без следа, как сахар в кипятке, а на смену им не приходят какие-то новые левые организации.